Все в совокупности, подобные противодействующие доходности причины приводят к тому, что вероятность получить все 100 миллионов оказывается не 100%, но меньше. Положим, всего 70%, или 0,7. В таком случае ожидаемый доход окажется всего 70 миллионов, а ожидаемая доходность – 14% годовых. (Обратная к означенной вероятности величина в мире вкладчиков капитала именуется риском: чем выше риск, тем меньше ожидаемая доходность).
Задачей предпринимателей, вкладчиков капитала и правительства (понимаемого предельно широко) является повышение обеих составляющих ожидаемой доходности: наибольшего расчётного дохода и наименьшего риска. На первое влияют, в первую голову, владельцы и управляющие предприятий, в том числе и осуществляя дополнительные капиталовложения в совершенствование и расширение производства. Риски же во многом относятся к области, где способны улучшить – или ухудшить! - дело власти. Например, это касается надёжности и устойчивости денежной политики, в том числе инфляции, валютного курса и ставки ссудного процента. Что, в свою очередь, связано с собираемостью налогов и умеренностью в государственных расходах.
На что важно, однако, обратить особое внимание? Даже когда все риски определялись бы властями, самая лучшая экономическая политика не дала бы риск ниже нуля, то есть вероятность получения полностью наибольшего расчётного дохода выше единицы. Выше, чем наибольший расчётный доход, получить невозможно. Повторю, это чрезвычайно важное остоятельство, нередко упускаемое из виду и экономистами, и политиками. Оно означает, что в отсутствие инвестиционных возможностей с достаточно высоким расчётным доходом, никакое понижение предпринимательских рисков через создание благоприятных макроэкономических условий (и вообще делового климата) не способно привести к осуществлению капитальных вложений и экономическому росту. Притом, что повысить риски предпринимательства до неприемлемого уровня правительство вполне в силах даже при очень высоком расчётном доходе (снизить ожидаемую доходность почти до нуля, всяко застращав предпринимателей и вкладчиков).
После длинного предисловия, обратимся к «Прямой линии» с президентом от 16 апреля 2015 года. Там президент и министр финансов РФ 2000-2011 годов провели показательную беседу по экономическим вопросам. Экс-министр указал, что «старая модель роста» (2000-2014 гг.) более не работает, что нужна новая модель. Далее речь пошла о том, больше или меньше расходовать государственных средств на социальные цели. Например, на повышение зарплаты учителям. Закончили тем, что экс-министр призвал уменьшить инфляцию, а президент – не потерять доверие народа. Разве это о «модели роста», мог бы вопросить сторонний, без экономической подготовки, наблюдатель?
Значительная инфляция, а попросту - вздувание цен, действительно вредит экономическому росту. Её оборотная сторона – сокращение покупательной способности денег. Инвестор не понимает, сколько будут стоить деньги через год, три, а тем более пять лет – и предполагает, всегда справедливо, худшее. Почему сокращает и сокращает свой инвестиционный горизонт, по мере раскручивания инфляции, лишая экономику необходимых ей долгосрочных капиталов. Памятная всем свистопляска цен в первой половине 1990-х сделала наиболее привлекательными валютные и торговые спекуляции, и самый краткосрочный – overnight – кредит (межбанковский). В производство не вкладывали, понимая, что любая прибыль в долгой перспективе обесценится. Что и обусловило провал по ВВП в 1990-х.
Однако вредит росту и недостаток доверия в обществе. Обычно экономисты имеют в виду доверие между предпринимателями, включая и инвесторов. Но разве менее важно для деловых людей доверие народа правительству? Если сегодня возобладает мнение, что президент не удержится на месте после 2018 года, инвестиции и кредиты на сколько-нибудь протяжённый срок совершенно прекратятся, точно как при галопирующей инфляции. Даже если уровень цен встанет, как вкопанный. (В умозрении, должны вкладывать хотя бы в проекты, успевающие два-три раза окупиться за три года. На деле - не так: убеждение в слабости власти не исключает, что власть сменится и ранее законного срока). Инвесторы вкладывают всегда в расчёте на продажу компании, а не на получение дивидендов. А кто же купит прямо перед выборами? Как пометёт новая метла, надо будет ещё долго разбираться.
Таким образом, каждый из спорщиков прав, хотя и только отчасти: высокая инфляция нейтрализует пользу от доверия народа (да и сама подрывает его, по-своему), а отсутствие доверия к начальству убивает все выгоды устойчивых во времени цен. Из какового противоречия следует, что ни одна, ни другая «модель роста» не является решением для загадки роста российской экономики.
На самом деле, не являются они и «моделями роста», в подлинном смысле слова. И инфляция, и доверие, и прочие экономические вещи подобного рода, как, например, «доступность кредита», что бы под этим не понимать – всего лишь условия для экономического развития. Условия, которые могут быть очень неблагоприятны, и даже оборачивать развитие вспять, как в 1990-х или в течение каждого циклического кризиса (кризис – это падение производства). Но если даже они благоприятны, сами по себе, рост из них не родится. Возвращаясь к началу заметки, условия влияют на риск, на вероятность получения полного расчётного дохода, но не влияют на сам наибольший расчётный доход.
Разумеется, и президент, и экс-министр не наивны, и прекрасно понимают, о чём ведут речь, пусть и туманными словами. Ведь наряду с прочими условиями, в руках правительства находятся налоговые рычаги. Снижая налоги, повышают именно расчётный доход. Так что спор, о котором речь – на самом деле спор о том, снижать ли налоги на деловые предприятия, давая толчок экономическому росту, или не снижать, соответствуя ожиданиям населения, и увеличивая социальные выплаты из казны.
И мы теперь знаем ответ президента.
Распечатать
