Все чаще приходится читать, что если бы Гитлер остановился на захвате Судетской области, он спокойно просидел бы у власти лет 30 и помер своей смертью в почете и славе. И если Путин остановится на аннексии Крыма, он сможет «заморозить» ситуацию, надолго стабилизировав режим в его нынешнем виде. Почему же не смог остановиться Гитлер – и может ли остановиться Путин?
Гитлеру остановиться не позволила не в последнюю очередь идеология. Она гласила, что немцы обязательно должны править миром. Во-первых, потому что они этого достойны. Во-вторых, потому что это для них единственный способ выжить в мире, являющемся полем великой битвы народов за существование. Либо ты добьешься доминирования, либо тебя затопчут. К идеологии фюрер и возглавляемое им движение относились крайне серьезно. Для них она не была лишь инструментом пропагандистских манипуляций. В отличие от первоначального нацистского «реваншизма». Призывы «сбросить версальские оковы» и воссоединить разделенный народ оказались всего лишь инструментами для того, чтобы, подвести моральное оправдание под начало агрессии и постепенно подготовить общественное сознание к принятию «генера 1000 льной идеи».
Идеология путинизма изначально носила в значительной степени искусственный, имитационный характер, как и весь его насквозь фальшивый режим. Евгений Ихлов обратил внимание на существенные различия в стилистике гитлеровской и путинской пропаганды. В одном случае это лязганье стальных челюстей, в другом – визгливая блатная истерика: держите меня семеро, а не то я сейчас!.. На самом деле бьющийся в истерике вполне владеет собой и очень хорошо знает, где надо остановиться. Казалось бы, что сегодня мешает остановиться прагматичному Путину?
Однако сегодня уже можно констатировать, что созданный в кремлевской пробирке уродец вырос и обрел собственную жизнь. Придворные алхимики подобрали наконец тот набор идеологем, который в наибольшей степени соответствует мироощущению правящей клептократии. Его основа – идеи публицистов охранительно-монархического лагеря второй половины XIX века, осмысленные на уровне гопника из подворотни.
Собственно, это и есть «рашизм». Его суть в отрицании правовых ограничений, налагаемых на государство как в его внутренних, так и во внешних делах. Как историческое поражение «русской цивилизации» воспринимается не столько потеря территорий и разделение соотечественников, сколько необходимость какое-то время подчиняться этим правовым ограничениям. Путин не просто собирает земли и воссоединяет соотечественников. Он сокрушает навязанный чуждой нам западной цивилизацией мировой порядок, ограничивающий государственное насилие как по отношению к собственному населению, так и по отношению к соседям.
Потому-то кремлевские пропагандисты так гордо заявляют на всех углах о том, что западные нормы соблюдения прав человека нам не писаны. Потому так демонстративно Москва растоптала все собственные обязательства по Будапештскому соглашению о безъядерной Украине. Для Кремля это не средство захвата Крыма, а вполне самоценная цель. Своего рода «сбрасывание версальских оков». Праздник непослушания.
Есть одно существенное различие между путинизмом и гитлеризмом. Глобальный проект «нового мирового порядка», при котором истинные арийцы подчиняют своей воле и ставят себе на службу все остальные народы, не был един 2000 ственной несущей опорой идеологической конструкции нацизма – была еще одна, не менее важная. Как и российский большевизм, германский нацизм был радикально-революционным проектом коренной перестройки всей системы отношений во всех сферах жизни. Нацисты, как и большевики, действительно создавали новое общество, новое государство, новый мир, нового человека. И это само по себе могло воодушевлять, зажигать энтузиазмом, мобилизовывать независимо от внешнеполитических побед.
У путинизма такого проекта нет. Он глубоко консервативен. Он не преобразует общество. Идея стабилизации недобуржуазного криминально-олигархического капитализма, работавшая сразу после «лихих 90-х», сегодня может вдохновить разве что совсем уж клинического идиота. То есть кроме «рашистского» реваншизма у кремлевского пахана ничего «духоподъемненького» вообще нет.
Агрессия против Украины вряд ли планировалась заранее. Скорее это была импульсивная реакция на свержение режима-близнеца по соседству. Аннексия Крыма и мобилизационная пропагандистская кампания против «окружающих нас врагов» сыграли роль искусственного стимулятора идеологической экзальтации во все больше впадающем в апатию обществе. Стимулятора, к которому режим все равно рано или поздно обратился бы. Но, раз прибегнув к этому сильнодействующему допингу для поднятия рейтинга «национального лидера», режим уже не сможет без него обходиться.
Без постоянной демонстрации новых и новых успехов и побед искусственно накачанный рейтинг сдуется очень быстро. Что уж говорить о том, что будет, если приобретения сменятся потерями – например, если будет потеряно Приднестровье (а что теперь, без прямого выхода к Приднестровью, Россия его потеряет, очевидно).
Это главный фактор, толкающий Кремль к полномасштабному вторжению. Есть и другие. Это и утробное стремление задавить украинскую революцию, и невыносимый соблазн воспользоваться неизбежным при любой революции ослаблением украинской государственности. Это, между прочим, и зависимость от Украины российского ВПК.
А какие выгоды получит Путин, если он ограничится захватом Крыма? Рассчитывать на то, что Запад, успокоив свою совесть словесным осуждением агрессора и символическими санкциями, предпочтет и дальше иметь бизнес с Россией, не приходится. Опасность, исходящая от путинской России, западными лидерами осознана, как и неизбежность силового столкновения с ней. Это значит, что ослабление потенциального противника становится приоритетной целью если и не нынешних лидеров, то тех, кто их сменит через год-два.
Да, Запад будет наращивать санкции постепенно. Да, он будет цинично стараться до последней возможности избежать собственных убытков. Но даже символические «престижно-статусные» санкции могут оказаться весьма болезненны для кремлевского пахана. Это все тот же вопрос его искусственно накачанного рейтинга. Пахан, вождь, фюрер не может позволить, чтобы с ним так разговаривали перед толпой его почитателей, приведенных в возбуждение реваншистскими стимуляторами.
На Западе тоже весьма чувствительны к вопросам престижа. Но только там считают, что престиж создается не «эффективностью вероломства», не способностью безнаказанно нарушать собственные обещания, а напротив, способностью отвечать за свои слова. На Западе старомодно верят в то, что договоры должны соблюдаться. Англия до последнего уклонялась от вступления в Первую мировую войну, но не смогла оставить без последствий то, что Германия растоптала британский гарантии нейтральной Бельгии, данные почти за 100 лет до этого.
Запад может быть корыстным, эгоистичным, продажным, изнеженным, расслабленным. Но перед лицом угрозы основам своего существования он всегда был способен мобилизоваться и брать на себя связанные с этим тяготы. Есть черта, дальше которой Запад не отступает и дает отпор. Иногда – безнадежно упустив время, когда этот отпор можно было дать с минимальными жертвами. Но все равно дает. Тот самый Чемберлен, который сдал Гитлеру Чехословакию, в конце концов объявил ему войну.
Иногда противостояние между путинской Россией и Западом описывают в терминах теории «конфликта цивилизаций», иногда в терминах теории борьбы традиционализма и модернизации. Но больше всего здесь подходит чисто советская пропагандистская конструкция – борьба двух систем. Коренное различие между ними в том, кто в них «главнее»: личность или государство, общество и 2000 ли «элита»? Борьба по этому вопросу идет не между цивилизациями, а внутри каждой из них. Любое государство стремится подчинить себе личность, любая элита стремится подчинить себе общество. Но в одних случая удалось создать систему институтов, ограничивающих власть государства и элиты над личностью и обществом, а в других не удалось.
Сегодня отношения между властью и человеком, между элитой и обществом выведены из категории сугубо внутренних дел каждого отдельного государства. Ограничение власти государства над своими гражданами закреплено нормами международного права. И хотя для многих государств это ограничение до сих пор остается чисто декларативным, за последние 70 лет зона действия принципа ограниченности власти медленно, но неуклонно расширялась. В исторической перспективе построенная на авторитарных принципах система может отстоять право власти на произвол внутри государства не иначе как разрушив весь международно-правовой порядок. Именно это в конечном итоге делает столкновение путинской России с Западом исторически неизбежным.
И если сейчас на Украине заговорит оружие, каждому придется делать выбор, на чьей он стороне в этой войне. Выбор однозначный. Позиции типа «я не против украинской революции и не одобряю методы присоединения Крыма, но все же это восстановление исторической справедливости» или «я против путинского режима, но не могу поддерживать революцию, в которой участвует Ярош» приниматься не будут. Либо ты становишься на сторону цивилизации кнута и нагайки, либо участвуешь в войне против нее. В войне до полного искоренения самой возможности ее возрождения на построссийском пространстве.
Автор: Александр Скобов
