1. Александра Семёновна Гарбузова
Родилась в Белоруссии в 1941 году. В Освенцим попала в 1944-м.
Сейчас живёт в Молдавии.
Когда началась война, мне было шесть месяцев. Мама с нами, тремя дочками, пряталась в лесах. Нас поймали немцы и забрали в такое белорусское гетто. В мае 1943-го отвезли в концлагерь Майданек. А примерно через год нас забрали в Освенцим, а старшую сестру – в другой концлагерь.
Там мне на руке иголкой на палочке выбили номер, как и всем, это было обязательно. У женщин были пятизначные номера, у мужчин – шестизначные. Я помню, что было очень больно.
Нас всех разделили, маму потом угнали пешком в Равенсбрюк.
Очень запомнилась музыка, которая играла каждый день. Быстрая, что-то вроде фокстрота. Людей заставляли танцевать. Они танцевали и падали, танцевали и падали... Это зрелище веселило немцев. Потом, когда моя мама купалась, я увидела, что одна половина тела у неё вся рваная и в дырах. Это тоже было развлечение немцев: они натравливали овчарок на людей.
Когда нас освободили, мне было четыре с половиной года. Солдат взял меня на руки и прижал к себе. И оторвать никак не мог... Меня так давно не обнимали, я почувствовала тепло. Я пробыла со своими освободителями до конца войны и общалась с ними до 2005 года, приезжала к ним в отпуск каждый год, они ко мне приезжали. И на похороны тоже ездила...
Я почти ничего о себе не знала, только как меня зовут. Я знала, что, если мамы или отцы пробирались на территорию детских бараков, они звали своих детей по имени. И всем всегда говорили: помни своё имя! А фамилию я не знала. Когда освободившие меня солдаты решили отдать меня в детдом в Молдове, а без фамилии не принимали, они дали мне фамилию Победа, с ней я примерно полгода прожила. Потом меня удочерила бедная семья Ярославских. Мы жили в землянке, голодали, мёрзли. Они отдавали мне последнее, оставаясь голодными сами. Кто не знает голода, дай бог, чтобы никогда его не знал. Я равнодушно на хлеб смотреть и сегодня не могу.
Мама нашла меня через 25 лет, когда моей дочери было пять, через объявление в газете, по моему номеру на руке, но жить вместе мы не стали.
