В середине января 1920 года в Женеве начала работу Лига наций — первая международная организация по поддержанию мира. Заседание открылось без ее главного идеолога — президента США Вудро Вильсона. Не пригласили к участию также представителей Германии и Советской России. О том, почему Лига наций не смогла предотвратить Вторую мировую войну, рассказывает «Газета.Ru».
Возмутитель спокойствияЛига наций создавалась сразу после окончания Первой мировой войны. Невиданный доселе масштаб конфликта был вполне очевиден уже современникам, но на политическую логику большинства европейских лидеров особенно не повлиял. Они рассматривали войну в духе «реальной политики» прежних времен – как традиционный конфликт за передел сфер влияния. Итоги войны виделись соответствующе: колонии побежденных разделить, метрополии уменьшить или вовсе ликвидировать, влияние на мировую политику максимально ослабить.
Но не все были согласны с таким устройством послевоенного мира.
Возмутителем спокойствия выступил американский президент Вудро Вильсон, который вместе с рядом британских политиков был убежден, что главная цель – не поделить территории и наказать побежденных, а предотвратить новые кровопролитные конфликты. А для этого необходим был принципиально новый миропорядок.
Почти столетие до мировой войны США придерживались «доктрины Монро», предполагавшей невмешательство в дела Старого Света и недопущение вмешательства европейских держав в события на американском континенте. Но уже предшественники Вильсона в Белом Доме – Уильям Тафт и Теодор Рузвельт, говорили о необходимости создания международной организации по поддержанию мира. Последний озвучил идею «Лиги мира» в речи по случаю вручения Нобелевской премии, которую он, к слову, получил за посредничество в заключении мира между Россией и Японией.
Вильсон занял президентское кресло в 1913 году, чуть больше года спустя разразилась мировая война.
Его собственная программа исключала участие в европейском конфликте, но британский МИД, зная об идеалистических настроениях бывшего университетского профессора политологии Вильсона, говорил о возможности создания послевоенного объединения наций в случае, если США поддержат Антанту. Но это, очевидно, была лишь дипломатическая уловка, поскольку в самой Великобритании апологетов подобных идей числили чудаками и оригиналами. Английские дипломаты даже не подозревали, насколько серьезны намерения американского лидера, на которых они спекулировали.
Официально США вступили в Первую мировую войну лишь в 1917 году после переизбрания Вильсона на второй срок. По сути, он нарушил собственные предвыборные обещания о сохранении нейтралитета, но при этом не прекратил активного участия в посреднических переговорах и консультациях.
В обращениях к нации и иностранным корреспондентам президент время от времени использовал словосочетание «лига наций», хотя тогда писал его с маленькой буквы.
А в январе 1918 года, когда бои на европейских фронтах были в разгаре, президент выступил в Конгрессе с изложением «14 пунктов» проекта Мирного договора после окончания Первой мировой. В его основе лежали принципы ''нового мирового порядка'', который, по мнению Вильсона, должен был стать основой для взаимодействия между странами. Среди этих принципов свобода торговли и разоружение, освобождение государств от колониального владычества и, наконец, создание международного объединения наций.
Последнее стало для американского президента самым главным из пунктов, отмечал исследователь правления Вильсона американский историк Джей Винтер. «Для Вильсона это было фундаментальным принципом, который должен был возникнуть из мирного договора'', - отмечал историк.
Администрация Вильсона провозгласила принципы, которые давно стали трюизмами для собственно американского мышления, но для дипломатов Старого Света означали революционный разрыв с прошлым.
В их число входили представления о том, что от распространения демократии зависит мир на земле, что государства следует судить по тем же самым этическим нормам, которые являются критерием поведения отдельных личностей, и что национальные интересы любой страны должны подчиняться универсальной системе законов.
«Только мир между равными может быть прочным», - говорил Вильсон.
Впрочем, госсекретарь США в 1970-х годах Генри Киссинджер в своей книге «Дипломатия» иронизировал над попытками Вильсона представить Америку образцом честной внешней политики:
«Мексика, должно быть, с изумлением бы узнала, что президент страны, отторгнувшей треть ее территории в XIX веке и направлявшей свои войска в Мексику в прошлом году, теперь представляет «доктрину Монро» как гарантию территориальной целостности братских наций и классический пример международного сотрудничества».
«Не разделенный никем идеализм»Чтобы продавить свои идеи, по окончании войны Вильсон совершил недельное путешествие на пароходе и лично прибыл на Парижскую мирную конференцию – это был вообще первый в истории официальный зарубежный визит президента США. И тут же натолкнулся на тихое, но упорное сопротивление европейских государственных деятелей.
Игнорировать Америку вовсе они не могли – слишком велико уже было ее влияние на мировую политику, прежде всего благодаря бурно развивавшейся экономике. Но вильсоновские идеи были для Европы смелыми, чтобы не сказать шокирующими.
Как пишет тот же Киссинджер, через столетие после Наполеоновских войн европейские державы постоянно стремились балансировать между собой, исходя из того, что «можно изменять границы ради достижения равновесия сил, которому при всех обстоятельствах отдается преимущество перед волей затронутого конфликтом населения».
Вместо этого Вильсон предложил дать народам право на самоопределение, более того, предоставить им равную возможность участвовать в решении международных проблем в рамках будущей Лиги наций.
В сомнениях английских и французских политиков по этому поводу был и страх потерять глобальную власть, но были и вполне разумные доводы, о которых размышляет Киссинджер: они «полагали, что возникновение более мелких государств подорвет мировой порядок — неопытность более мелких наций значительно увеличит возможности прорыва на поверхность подспудного этнического соперничества, а относительная их слабость побудит великие державы вторгнуться на эти территории».
Кроме того, ни Франция, ни Англия не понимали и не одобряли настойчивого желания Вильсона включить побежденную Германию в новую систему международных отношений. Американский президент считал это необходимой гарантией прочного мира. Но с их точки зрения, Германию следовало признать единственной виновницей мировой войны, которая должна понести «заслуженное наказание».
Особенно категорично были настроены представители Парижа, которые требовали вовсе расчленить Германию или, как минимум, отторгнуть от нее правый берег Рейна.
Главная ошибка победителейДмитрий Карцев о том, почему не заканчиваются войны
