Рассуждение о том, чем является текущее падение рынков: отсроченным кризисом, начавшимся в 2008 году, и прерванным «количественными смягчениями», или новым кризисом, завершающим новый деловой цикл, прошедший с 2008 по 2014 год, - не академическое умозрение. Ответ на него необходим для правильной оценки будущего, для выбора каждым личной экономической тактики (быстрее тратить или сильнее сберегать), и для определения экономической политики правительства.
Переводя сказанное на публицистический язык, следует вопросить так: идёт ли речь о случайном колебании рынков, в том числе и валютного, об обычном циклическом кризисе, закономерно настцпившем через шесть лет после предыдущего (обычная продолжительность экономического цикла), или о «второй волне»? - Внимательные наблюдатели отлично помнят слова министра финансов Кудрина, сказанные им весной 2009 года, относительно «второй волны» кризиса. Помним и о том, что «вторая волна» так и не пришла.
Утверждаю, что сейчас именно вторую волну и наблюдаем. В качестве видимых признаков - острый валютный кризис начала этой недели, а также снижение цен недвижимости, начавшееся в последние полгода-год. (Скачок спроса и рублёвых цен на этой неделе, по причине сильного обесценения рубля, легко объясним, и общую тенденцию на отменяет: все знатоки ждут продолжения снижения рынка недвижимости в будущем году; по меньшей мере – снижения в долларах, в которых он и считал у нас всегда).
Осенью 2009 года ваш покорный слуга предположил, что последствия «количественного смягчения» в виде стагфляции (ощутимой инфляции на фоне стагнации роста) могли бы сыграть очистительную роль «второй волны»: «В сущности, «вторая волна» и стагфляция – одно и то же: способ уничтожения фиктивной стоимости («пузыря»), возникшей в ходе предкризисного кредитного сумасшествия» (Владимир Громковский «Вместо объявленного ранее коммунизма…» «Expert Online» 24 окт 2009).
Обстоятельства показывают, что этого не случилось – по меньшей мере, в степени, достаточной для зарождения новой волны стремительного роста, именуемой в экономической науке фазами оживления и бума делового экономического цикла. Предпосылки для продолжения кризиса (падения производства и связанных с ним экономических показателей) сохранились. И сейчас, когда мощный приток валюты в страну иссяк, а отток только усиливается, их действие стало видимым невооружённому глазу. Именно действие непреодолённых предпосылок кризиса ещё 2008-09 годов и привело уже к острому обесценению рубля. (На самом же деле рубль был переоценён все годы, начиная с 2000-го, иными словами, потенциал падения рубля копится 14 лет).
Собственно, что произвели Соединённые Штаты? Они, ценой наращивания ужасающего по размерам государственного долга, превышающего их годовой валовой внутренний продукт (ВВП, или, что то же самое, годовое производство всей страной новой стоимости товаров и услуг), сумели вливанием денег временно приостановить развитие цикла, начатого: условно говоря, «финансовым кризисом» 2008 года (на самом деле падение экономики в США началось уже в 2007 году). Надежда была именно на то, что вместо кинжально острого падения производства и рынков, с многочисленными банкротствами, катастрофически огромной безработицей и очень продолжительной депрессией, удастся кризис «спустить на тормозах». Что касается самих США, это вроде бы пока получилось. А более долгосрочные последствия безумного наращивания долларовой массы пока не видны, хотя опасения страшной всемирной инфляции доллара в умах экономистов присутствуют (в чём хранить сбережения, кто подскажет?). Впрочем, никто сегодня не может предсказать, как на экономике Европы и США скажутся и последние скачки рубля и доллара/евро в России. Особенно на фоне замедления китайского роста. Для сравнения, наш кризис августа 1998 года был опосредованным следствием падения малазийской рупии в июле 1997 года, вызванного крупнейшими валютными спекулянтами, где широко известный Сорос был самым «младшим братом» - а многие ли вообще знали о валютном кризисе в какой-то там Малайзии, на краю света? Да и теперь ничего о том не знают. Точно так же, и обесценение рубля на этой неделе способно вызвать кризис в Европе и США через год, если только дешёвая нефть не перевесит, как условие роста промышленного производства и потребления.
Совершенно избыточные капиталы от количественных смягчений (QE) не могли найти себе производительного применения, в условиях послекризисной депрессии, и пошли на разного рода рынки, на покупку тех или иных активов. Среди них была и нефть. Если бы не QE, нефть в 2009 году осталась бы на своём низшем уровне в 39 долларов за бочку. Могла и ниже упасть – но вместо этого, вполне закономерного кризисного падения, вернулась на очень высокие уровни середины 2008 года. И это питало нашу экономику ещё пять лет. С 2009 до 2014 года. Благодаря нефти, нам удалось поучаствовать в китайском празднике сстремительного экономического роста. Во всяком случае, похмелье экономики от кризиса 2008-09 годов удалось нефтью залить.
Для людей сведущих не секрет: кризис 2008-2009 годов был прерван именно мощным притоком валюты, благодаря возврату цен на нефть к высоким предкризисным уровням, и потому не сумел совершить своей очистительной работы. Он не вымел с рынка предприятия, деятельность которых была невыгодной: ниже средней выгоды по рынку. Да и многие убыточные сумели удержаться на плаву. Этому способствовала политика банков, не желавших показывать убытки (иначе они бы давно обанкротились). И банки очень многие «мёртвые кредиты» продолжали показывать как якобы работающие (подробнее об этом в статье Владимир Громковский , «Страшный сон банкира», вышедшей в журнале «Эксперт» самый разгар кризиса, в мае 2009 года).
Важно учитывать, что избыточная, фиктивная стоимость различных ценностей («активов», на бухгалтерском языке), вроде самих денег/вкладов в банках, акций и облигаций, недвижимости, задолженности заёмщиков перед кредиторами и так далее (всё, что могло попасть под категорию предкризисного «пузыря», надутого тем или иными кредитно-финансовым способом), неизбежно окажется каким-то образом уничтоженным: кризисом ли, стагфляцей ли, обесценением ли рубля, или падением цен.
Однако распределение этого уничтожения фиктивной ценности совершенно не обязательно будет равномерным между всеми гражданами и предприятиями. Точнее, оно могло бы быть относительно равномерным, если бы речь шла о долгосрочной инфляции цен всех товаров примерно одинаковым темпом. На деле же кто-то проиграет, а кто-то выиграет. Скажем, опасливый пенсионер-вкладчик, боящийся принимать финансовые решения относительно своего вклада в банк (например, опасающийся потери процентов по срочному вкладу при дострочном снятии) потеряет на обесценении рубля. А какой-нибудь ловкач, привыкший рисковать, запросто выиграл уже, купив рубли за доллары во вторник, и продав в четверг текущей недели.
Неравновесия и перекосы, всегда накапливающиеся в экономике за время оживления и подъёма, в нашей экономике ни прерванным падением 2008-09, ни временем условного роста 2009-2013 годов не разрешились. Скажем, банки до сих пор «сидят» на множестве «токсичных кредитов», не погашенных с 2009 года, но и не списанных в убытки (слишком велики объёмы, списание обнулит банковские капиталы). Поднакопились и новые противречия и неравновесия. Причём, судя по всему, возможности для оттягивания кризиса в экономике исчерпались.
Сказанное означает, что обычными мерами денежной-кредитной и валютной политики начавшееся в 2013 году падение экономики не остановить. Именно поэтому президент и назвал на вчерашней пресс-конференции два года, как время, после которого может начаться новый рост: за два года способен завершиться кризис, доделывающий работу «первой волны» (2008-09), и пройти депрессия (отсутствие роста), в течение которой экономика ищет точки твёрдой опоры и перегруппировывается для нового «прыжка». Но это при условии, что кризису дадут решить его очистительную задачу: допустят и банкротства, и большую безработицу, и сильное падение цен недвижимости и инвестиционных товаров.
И ещё при условии, что за это время не начнётся очередная «волна» кризиса в мире: вторая для Запада, и третья для нас.
