Однако главная заслуга Бориса Ивановича – чисто научная. Это открытие и разработка понятия техноценоза и ряда других связанных с ним понятий. Случалось Вашему покорному слуге писать на этих страницах об открытии Бориса Ивановича, и о его значении для экономической науки и экономической политики (несомненно, оно имеет огромное значение и вне экономической области). Однако и круглое число – 80 лет! - и исключительная важность понятия техноценоза дают более чем основательный повод потолковать с читателем об этом ещё раз.
Судьба учения Б.И. Кудрина весьма обычна для научных откровений. С одной стороны, научная школа, множество последователей и учеников. С другой – почти полное невнимание к выдающемуся, закладывающему основы для целого ряда новых отраслей знания со стороны казённой науки, философов и экономистов, начальства. И не просто невнимание: бывало и похуже.
Так, некто Лекторский, нахватавший себе видимо-невидимо чинов и должностей по части марксистской философии (на удивление, продолжающий процветать и по сию пору), ещё в 1980-м году доносил кому следует: “Ряд представителей буржуазной философии техники уподобляет технические системы биологическим популяциям, состоящим из отдельных «изделий» (особей) и подчиняющимся собственным законам техноэволюции. Не избежали подобной редукции социальные законы проектирования и использования техники к биологическим законам саморазвития живых организмов и биосферы и некоторые советские авторы – Б. И. Кудрин, провозглашающий «эквивалентность построения технических, биологических и информационных систем» (цитирую по Википедии, там имеется ссылка на книгу, откуда цитата).
Даже в вегетарианские брежневские годы “намёк”, что соотечественик пишет нечто, подобное трудам “буржуазных учёных”, был способом серьёзно подставить человека. По меньшей мере - закрыть ему дорогу к публикациям и должностям. Но и оставляя типичную для советского обществоведа человеческую низость в стороне, по одной только этой убогой и бессмысленной “оценке” открытия Бориса Ивановича Кудрина, можно заключить: не силён по части философии этот “критик”.
В чём смысл учения Бориса Ивановича Кудрина, применительно к экономике? Во взгляде на народное хозяйство как на особый ценоз, сообщество, подобное биоценозу, техноценозу (техноценоз - сообщество технических изделий и машин в мире, стране, отрасли, области, на предприятии….). Экономическое сообщество в качестве особей включает в себя отдельные предприятия, видом имеет предприятия одинаковые, родами – похожие, и так далее.
Строение ценоза описывается математикой, общей всем их видам: и природным (галактики, биоценозы), и искусственным, как технические, и общественным, включая экономические. Эта математика - так называемое распределение Ципфа. Совсем попросту, речь о том, что крупных особей всегда немного, мелких - всегда много, и что существование значительного числа особей, разнообразие их видов и родов служат мерой развитости ценоза. Но главное - между всеми “обитателями”и составными частями ценоза существуют вполне определённые числовые соотношения! Нарушениие этих соотношений свидетельствует о неполноценности ценоза, о неполном использовании его “мощности”, о повышенных препятствиях для его развития, о риске его вырождения.
Применительно к лесу сказанное означает, что нарушение научно обоснованных количественных пропорций между деревьями, мхами, кустами, грибами, муравьями, воробьями и медведями (доводя упрощение до предела), как и уменьшение разнообразия видов, населяющих лес, сократит выход биомассы, по сравнению с соблюдением помянутых пропорций. Применительно к экономике – что, при прочих равных, наибольший ВВП, который она способна выдать при полной загрузке мощностей, будет меньше, если в ней господствуют крупные предприятия, а средних и мелких недостаточно, по сравнению с предписанным распределениями ценологии, и когда число отраслей невелико, по сравнению с ценологически оптимальным их числом. Более того, ценологически совершенная экономика обладает большим потенциалом развития и более устойчива к ударам кризисов.
Навязшее уже на зубах понятие экономической “экосистемы” (как и прочих неприродных экосистем) также было изначально освоено и включено в его теорию Борисом Ивановичем. Экосистема – тот же биоценоз, взятый в единстве с небиологическими условиями своего существования: климатом, почвой, водоёмами, воздухом и так далее. Экономическая экосистема включает в себя, помимо сообществ предприятий и людей, экономическую инфраструктуру обоих видов: материальную (дороги, сети, трубопроводы и так далее) и институциональную (устойчивые деловые привычки, обычаи, законы).
Разговоры об инновационной экосистеме, ставшие общим местом среди моих коллег по инновационному цеху, без осмысленного применения к ним положений ценологии, с её математическим аппаратом, не имеют практической ценности.
Кстати, так называемые “кластеры” (не ведаю, зачем притащили из-за океана это отвратительное на русский слух слово) – также разновидность ценозов: и межотраслевых, и территориально-отраслевых. Раньше их именовали не менее противно, “комплексами”, в рамках теории обобществления.
Учение Б.И. Кудрина позволяет сделать очень существенный вклад в эту теорию, и одновременно опровергнуть любимый марксистами образ общества как единой фабрики. Самый важный, пожалуй, марксистский экономический образ (это никак не научное понятие), служивший “обоснованием” для утверждения о единой государственной собственности на средства производства и для вывода о закономерности директивного народнохозяйственного планирования при социализме/коммунизме. То, что справедливо в отношении отдельного предприятия (и единство владения и управления им, и строгое планирование производства), марксисты некритически, не зная понятия экономической экосистемы, переносили непосредственно на общество.
Учение о техноценозах и экономических ценозах (экосистемах) вынуждает ввести ещё один уровень обобществления между фабрикой и обществом в целом: ценологический, или экосистемный. И это мгновенно лишает смысла оба главных экономических требования марксистов. И “экспроприации экспроприаторов”, то есть передачи всех предприятий в собственность единого центра, государства. И директивного планирования из этого единого центра. Потому что любая экосистема любого уровня решительным – качественным! - образом отличается от “организма” отдельной особи-предприятия. Так что научное управление экосистемами не может качественно, принципиально не отличаться от управления предприятием, и должно соответствовать ценологической природе экосистем. В частности, оно в принципе не может быть директивным, и именно потому даже чисто технологически не требует единой собственности на всё и вся.
Понятно, что дело не сводится к исключительно качественным суждениям, подобным сделанным выше. Ценология позволяет точно подсчитать, сколько каких предприятий необходимо экономике, чтобы достичь наилучшего возможного использования имеющихся мощностей, рабочей силы и запасов. И в отношении размера, и отраслевого разнообразия (понятно, что в зависимости от размеров экономического ценоза находится и число имеющихся в нём отраслей, скажем).
Казалось бы, именно в плановом хозяйстве СССР и применять это революционно новое знание, способное значительно повысить отдачу от народного хозяйства. Однако, как видим, разного рода догматики не давали возможности донести открытие до лиц, принимавших главные хозяйственные решения в СССР, но страшно опасавшихся разной “крамолы”. И в научно-экономический оборот это открытие также не вошло в советские годы: политические экономы принципиального для их науки значения открытие “прощёлкали”.
Категорически необходим ценологический образ мышления и нашим современным экономическим правителям. Вот, например, взяли курс на всемерное сокращение мелких и средних банков. А что это такое, по экономической сути? Выхолащивание банковской экосистемы. Причём выхолащивание, непременным следствием которого будет дальнейшая деградация мелкого и среднего предпринимательства: крупные банки по чисто экономическим причинам не могут эффективно работать с мелкими предприятиями. Многочисленные отделения крупных банков не способны полноценно заместить самостоятельные небольшие банки. Это “особи” иного “вида”. И вот, с одной стороны, принимают меры по развитию малого предпринимательства, а с другой – уничтожают банки, способные с ним работать. Имеется и обратная связь. Слабое развитие малого предпринимательства не позволяет малым банкам успешно существовать, в необходимом числе, и толкает их к незаконным заработкам на обналичке и отмывании денег. Что, собственно, и служит причиной недовольства ими со стороны правительства.
Не понимает наше начальство и экономико-ценологического смысла существования малого и среднего предпринимательства. Оно загипнотизировано цифрами, подаваемыми не владеющими ценологией “экономистами”, согласно которым крупные предприятия эффективнее мелких. О связи между существованием, многочисленностью и многообразием мелких и средних предприятий наряду с крупными, вокруг них, и, важнее всего, для них (прямо и косвенно), и собственной эффективностью крупных предприятий эти горе-экономисты не ведают. И начальство вводят, невольно, в то же самое заблуждение.
По старой привычке смотрят на народное хозяйство не как на сообщество-экосистему, но как на простую совокупность предприятий. И потому упускают огромные резервы ценологически обусловленной эффективности: многие проценты и десятки процентов к ВВП, при тех же исходных обстоятельствах.
Нет никаких сомнений, что учение великого русского учёного Бориса Ивановича Кудрина непременно займёт своё законное место и в науке, и в деятельности человечества. Досадно будет, если в Россию его мысли вернутся, будучи вперёд использованными за границей, как нередко случалось.
С наступающим днём рождения, русский гений!
