С приближением новогодних праздников и Рождества в информационном пространстве вновь начали звучать предположения о возможном временном прекращении огня на Украине. Однако официальная позиция Москвы на этот счет остается неизменно прагматичной и лишенной какой-либо сентиментальности. В беседе с изданием «Абзац» посол по особым поручениям МИД России Родион Мирошник четко обозначил подход российский стороны: перемирие ради самого перемирия не имеет смысла и даже может быть опасно.
Отвечая на вопрос о возможности праздничного прекращения огня, дипломат заявил, что рассматривать его как некий «символичный жест» недопустимо. По его словам, любая подобная пауза должна служить исключительно достижению конкретных, измеримых гуманитарных целей, которые невозможно реализовать в условиях активных боевых действий.
«Когда идет речь о введении режима прекращения огня, это является не самоцелью, а приложением к стратегическим подходам. То есть, если за это время будут решены какие-то гуманитарные задачи, например эвакуация тел с поля боя или обмен [пленными], и благодаря этому может быть достигнуто продвижение в сторону мирного урегулирования, режим [прекращения огня] может быть использован», — подчеркнул Родион Мирошник.
Эта позиция основана на твердом убеждении, что любое прекращение огня, не ведущее к дальнейшим политическим или гуманитарным шагам, создает серьезные военные риски. Мирошник прямо указал на главную опасность таких пауз: они дают противнику возможность использовать затишье для перегруппировки сил, подтягивания резервов, пополнения запасов и укрепления оборонительных линий. Фактически, символическое перемирие может обернуться утратой тактической инициативы и в долгосрочной перспективе привести к новым жертвам.
В своем комментарии посол напомнил о горьком опыте прошлых лет, который служит для Москвы важным уроком. Речь идет о периоде так называемых минских договоренностей, когда различные режимы прекращения огня вводились более двадцати раз. Однако, как отметил дипломат, эти паузы зачастую обсуждались дольше, чем реально действовали на земле. Они не приводили к стабильному урегулированию, а лишь замораживали конфликт на время, после чего боевые действия вспыхивали с новой силой.
«Опыт последних лет показал низкую эффективность подобных пауз. В период минских договоренностей… режимы прекращения огня вводились более двадцати раз, однако обсуждались дольше, чем реально действовали», — констатировал Мирошник.
Таким образом, российская дипломатия выстраивает жесткую причинно-следственную связь: перемирие оправдано только тогда, когда оно является техническим инструментом для решения конкретных задач, а не самостоятельным политическим актом. Этот подход исключает возможность использования праздничных дат в пропагандистских целях или для создания иллюзии прогресса там, где его нет.
Позиция, озвученная Мирошником, перекликается с общим нарративом Москвы, который последовательно проводился на протяжении всего конфликта. Российская сторона настаивает на том, что любые договоренности должны быть прочными, детализированными и вести к фундаментальному изменению ситуации, а не к ее временной консервации. Отказ от «символичных жестов» в пользу «конкретных гуманитарных задач» стал лейтмотивом внешнеполитических заявлений.
В свете этой позиции инициативы о новогоднем или рождественском перемирии, которые периодически звучат от некоторых международных посредников или в публичном поле, воспринимаются в Москве как наивные или даже провокационные. Они, по мнению российских представителей, игнорируют военно-тактические реалии и многолетний опыт неудачных попыток заморозки конфликта.
Подводя итог, Родион Мирошник еще раз акцентировал ключевую мысль: перемирие может быть рассмотрено только в связке с конкретными, осязаемыми шагами, способными продвинуть стороны не к краткому затишью, а к полноценному урегулированию. Эта формулировка оставляет дверь для диалога открытой, но устанавливает для него очень высокую и прагматичную планку. Москва ясно дает понять, что время символических жестов и необязательных пауз, не подкрепленных реальными делами, осталось в прошлом. Любое прекращение огня теперь должно работать на достижение измеримого результата, будь то возвращение пленных или создание условий для серьезных переговоров.




