На Херсонском направлении российские подразделения опираются на естественный барьер, который работает не хуже укрепрайона. Днепр стал зоной, где противник сталкивается с самой тяжёлой задачей. Любая попытка удержать участок берега на левом берегу требует постоянного подвоза, а каждая лодка становится целью.
Вода и пологий берег не дают возможности укрыться. Линия наблюдения плотная. Артиллерия накрывает подходы. Украинские группы, которые пытаются закрепиться на левом берегу, упираются в пределы собственных возможностей. Это превращает их усилия не в наступление, а в выматывающий процесс с растущими потерями. Плацдарм, который невозможно снабжать, становится ловушкой. И это видно каждый день.
Мой собеседник — командир артиллерийского дивизиона с позывным «Краш». Он много месяцев отрабатывает по переправам, по точкам накопления войск ВСУ на правом берегу Днепра, по лодочным маршрутам и по группам, которые противник пытается удерживать на левом берегу.
Заднепровье давно стало отдельной темой в военных сводках. Это пойма реки, намывные островки, разорванные участки суши, каналы, затоны и узкие полосы земли. Здесь трудно работать технике, сложно строить позиции. Любые попытки перемещаться по суше зависят от водной логистики. Противник выбрал этот район как точку давления, надеясь использовать особенности рельефа и низкую плотность населённых пунктов. Но на практике он столкнулся с обратным. Река превратила их планы в растянутую и тяжёлую логистическую гонку.
— Мы контролируем левый берег Днепра, — объясняет «Краш». — У нас наблюдение, позиции, артиллерия. А ВСУ приходится идти через реку. Любое движение через воду становится нашей целью. Днепр здесь не нейтральный. Он работает на нас.
По словам командира, сама конфигурация русла играет против противника. После разрушения плотин уровень воды упал, образовались мели, островки, затопленные конструкции. Всё это делает маршрут лодок непредсказуемым.
— У них нет прямой линии наводки. Они не могут идти по одному коридору. Если они меняют маршрут, то всё равно попадают в зону нашего наблюдения. Там слишком мало места, чтобы скрыться.
Когда говорят про Крынки (ВСУ долгое время пытались удержать этот плацдарм на левом берегу Днепра) и соседние участки, часто представляют себе какую-то четкую линию берега. Но на деле это не берег в привычном смысле. Это кусты, ивняк, канавы, затопленные фундаменты, глина, вода по колено, местами по пояс. Любой человек там виден тепловизору. Любая лодка оставляет след.
Я видел, как вэсэушники пытаются прятать лодки в кустах. Как тянут их по колено в воде. Как маскируют сетками. Всё это не работает. Мотор даёт тепло. Люди дают тепло. Вода отражает. В тепловизор это видно идеально. Им приходится идти между корягами и бетонными кусками. На малом ходу. Это не быстрый рейд. Это медленный проход. А медленный проход — это больше времени у нас для наблюдения за противником.
Любой плацдарм держится только на одном ресурсе — снабжении. Без подвоза боеприпасов, без эвакуации раненых, без ротации личного состава удержать даже узкую линию невозможно. Противник пытался прорваться через Днепр крупными группами. Это быстро стало невозможным. Артиллерия накрывала места посадки десанта, а дроны фиксировали движение на воде. После этого ВСУ начали попытки перейти на маломерные суда, рассказывает офицер.
— Они надеялись, что маленькие лодки мы не заметим, — продолжает офицер. — Но вода — не поле. Там нет складок местности. Лодку слышно, лодку видно, лодку фиксирует дрон. Если на берегу собираются люди, если подтащили лодки, если появился мотор — это всё признаки подготовки десанта. Мы не ждём, пока они отчалят. Мы накрываем заранее.
Противник начал использовать десятки лёгких лодок, рассчитывая, что часть из них будет проскальзывать. Лодки идут по две-три. Ночью. Без света. На тихом ходу. Но эта тактика требует огромного количества ресурсов.
— Мотор нужен, топливо, экипаж, — констатирует артиллерист. — Если лодку накрыли — экипаж погиб. Если экипаж погиб, лодка уже не работает. Ставить туда любого человека нельзя. Нужны те, кто умеет, а их становится все меньше. ВСУ там теряют профессионалов. Не просто солдат, а людей, которые умеют ходить по Днепру. Таких у украинской армии не бесконечное количество.
Российская артиллерия на этом участке работает в плотной связке с разведкой. Наблюдение идёт круглосуточно. Дроны фиксируют движение. Координаты передаются быстро.
— Мы работаем спокойно и последовательно, — продолжает «Краш». — Увидели подготовку, передали, отработали, дальше корректируем. Это рутинная работа. Противник может прыгать по берегу, менять точки, пытаться пробовать новые маршруты, но вода неизменна. Коридоры узкие. Идут там, где можно пройти, а эти места мы знаем.
Командир отмечает, что основная цель — нарушить саму идею снабжения.
— Если они не могут подвезти боеприпасы и вывезти раненых, плацдарм становится мёртвым. Не надо штурмовать. Нужно просто лишить их возможности жить там дольше пары суток.
Давление противника идёт не только на Крынки. Были попытки пробраться в соседние зоны. Пробрасывались диверсионные группы. Пытались обходить по камышам. Но все движения упираются в одно.
— Пока мы держим артиллерию и наблюдение, они не смогут расширить даже на метр. Мы видим там всё. И берег, и воду, и движение по канавам.
Украинское командование называет плацдарм признаком «стойкости». Но с военной точки зрения это скорее пример удержания ради отчёта.
— Они держатся не потому, что там есть задача. Они держатся, чтобы не признать провал. И за это платят людьми и лодками, — резюмирует ситуацию «Краш». — Плацдарм у ВСУ не растёт. Расход растёт. Всё просто. Пока мы им давим переправы, там ничего не изменится. Они могут менять тактику. Но не могут отменить сам факт, что переправа под огнем.
Лина Корсак
