История повторяется поразительным образом, и ее полезно знать
«Могучее государство, размером в четверть Европы, подвергается агрессии со стороны некоей малочисленной частной военной компании (ЧВК), состоящей из всякого международного сброда. Правительственные войска не оказывают ей сопротивления, и она триумфально входит в столицу. Народ приветствует вторжение и, подстрекаемый атаманами ЧВК, порывается физически устранить законного верховного правителя страны. Однако его в том опережают представители верхушки властвующей элиты, ликвидирующие главу государства. В стране начинается череда переворотов…»
Нет, это не книжка из серии «Библиотека военных приключений», не фэнтези. Это «Борис Годунов» А.С. Пушкина. Если бы современные книготорговцы писали аннотацию на обложке к этому произведению, то она могла быть такой: «В основу данного произведения положены реальные исторические события, относящиеся к эпохе ранних "цветных революций"».
Тема Смуты у Пушкина – сквозная, звучащая помимо «Бориса Годунова» и в «Полтаве», и «Медном всаднике», и в «Истории Пугачёва», и в «Капитанской дочке». Однако Смута у Пушкина – это не обязательно открытая вооруженная борьба; это ещё, выражаясь современным языком, и ожесточённое социальное противостояние, борьба за власть внутри правящей верхушки, извечная тема «Царь и бояре»; одним словом, всё то, что понимается ныне под «социально-политическими конфликтами» различной степени интенсивности.
Смутой можно было бы называть и последствия очередного цареубийства, поскольку каждый раз смерть российского самодержца приводила к коренным изменениям во внутренней или внешней политике. Случалось, что и в той, и в другой одновременно. Где Смута, там и самозванцы. «Борис Годунов» – это помимо прочего и анализ смуты, орудием которой является самозванец.
Декабрь 1830 года. Совсем недавно отгремела пальба на Сенатской площади, в разгаре польский бунт, а из печати выходит «Борис Годунов». Актуальность трагедии бьёт в глаза и рождает множество политических аллюзий. Тем не менее, 9 января 1831 года Пушкин получает от шефа III Отделения графа Бенкендорфа уведомление следующего содержания: «Е. В. Государь Император поручить мне изволил уведомить вас, что сочинение ваше («Бориса Годунова») изволил читать с особым удовольствием…»
А перед этим Пушкин пишет в письме от 16 апреля 1830 г. к А.Х. Бенкендорфу (в ответ на замечания, что передал Пушкину через шефа III отделения Государь Николай Павлович): «Все смуты похожи одна на другую».
Подтверждением справедливости тезиса великого поэта, историка и мыслителя стала и новая книга Дмитрия Зыкина «Перевороты и революции. Зачем преступники свергают власть». Читателям KM.RU он хорошо знаком по ряду статей, острых, вызывающих ожесточенные споры и даже проклятия по адресу автора. Книга Зыкина, на наш взгляд, весьма познавательная и нужная, поскольку в ней аккумулируется знание, накопленное за годы переворотов и революций, на которые столь богат был минувший век.
Но вернемся к «Борису Годунову» и посмотрим, какие условия необходимы для проведения «цветной революции», каковы непременные условия разжигания Смуты с использованием Самозванца.
Прежде всего, нужна поддержка из-за рубежа, без которой самозванец обречён и становится «короткоживущим элементом». Эту роль в начале XVII века выполнила Польша. Далее требуется работа с кадрами-самозванцами. Гришка Отрепьев – «приимыш иезуитов». Самозванец полностью подчиняет свою деятельность политическому диктату «принимающей стороны», снабжающей его материальными и прочими ресурсами и обеспечивается признанием в качестве «сверхзаконного властителя», противопоставляемого легитимному, законно избранному («всенародно избранному») государю.
Не менее важен контакт с влиятельным контингентом внутри страны – «олигархами» («сношения с литвою»). Разумеется, Пушкин не собирался писать учебное пособие по борьбе с переворотами, однако он гениально отразил в своей трагедии основные характеристики и суть «всех цветных революций».
Примечательно, что пушкинский Гришка Отрепьев показан как фигура, у которой в сущности нет своего лица, зато у него есть множество личин. Этим русская история и ее философ Пушкин предрекли появление новых, еще менее запоминающихся, самозванцев. Кто помнит сейчас лидеров египетской или тунисской «весны»? Истерся в памяти и некий Ющенко, запомнившийся лишь своей обезображенной от пластической операции личиной. И если бы не объявление войны России, то едва ли бы кто помнил сейчас и революционера роз Саакашвили. Все они оказались на поверку бесцветными и в сущности ничтожными.
Любопытно, что непременным условием кратковременного взлета Гришки Отрепьева, Ющенко, Саакашвили становились предложенные им некими дядями жены-иностранки. Как же без этого! Конечно же, у каждой «оранжевой чумы» своя физиогномика, но общим для всех них становится концентрированный удар по главной точке духовной консолидации общества. В современном массовом обществе – обществе потребления - она может быть одна, в православном государстве другая, так что выбор направления главного удара по точке сборки зависит от типа государства и всей общественно-политической системы в целом.
Таковым несущим элементом в трагедии Пушкина и в реальной истории становит-ся фигура православного царя. Убиение царевича Димитрия, приписываемое (справедли-во или несправедливо не в том суть) превращает Бориса Годунова в цареубийцу, «царя-антихриста», подчинение которому есть смертный грех и пагуба души. Если же цареубийства за монархом не числится, начинается кампания по его шельмованию и демонизации, примером чему стали в истории личности Людовика XVI и Николая II. В ход идет даже создание поддельных дневников этих монархов.
Вполне в духе и русле пушкинской трагедии Зыкин придает особое внимание событиям 9 января 1905 года как грандиозной провокации, организованной с целью разжигания общественно-политического конфликта – пролога планировавшегося переворота. Это особенно заметно по опыту «революции гидности».
В этот ряд можно было бы поставить и события 9 апреля 1989 г. в Тбилиси – первой серьезной провокации времен «перестройки», истоки которой уходили далеко за пределы Грузии. Это подтверждает и фальсификация расследования данных событий, когда оно было отдано в руки парламентских демагогов, получавших поддержку в руководстве страны, а заключения Военной прокуратуры игнорировались.
Но вернемся в век XVII. Удар был нанесён по узловому моменту духовной консолидации русского общества – фигуре православного царя: Борис Годунов объявлен цареубийцей (справедливо или нет – другой вопрос), рушащим установленный Богом порядок мироустройства. Подчиняться такому царю – великий грех, пагуба души. В этой связи чрезвычайно показательна сцена «Равнина близ Новгорода-Северского». Начинается она так: «Воины (бегут в беспорядке): Беда, беда! Царевич! Ляхи! Вот они! вот они!»
Беда. Царевич. Ляхи.
Один событийный и смысловой ряд. Воины бегут в беспорядке. Ключевое слово «беда». Скоро эта беда (лже-царевич и ляхи) войдёт в Первопрестольную и явит себя во всей его полноте как наказание Господне.
Несложно понять положение бегущих и их душевное состояние. Все просто и неразрешимо одновременно: с одной стороны, присяга Годунову – законному царю, но цареубийце, с другой – «законнейший» русский царевич, но идущий на Русь с иноземцами, извечными супостатами, «злокозненными ляхами». Уже одно это вносит в сознание когнитивный диссонанс. Русь и законный царь-святоубийца по одну сторону, «законнейший царь» в союзе с врагами Руси – по другую. И выбор между ними православный воин должен делать здесь и сейчас, сражаясь.
Страшно идти против русского царевича – «грех велий», но он ведёт с собой на Русь полки еретиков – «воинов антихристовых». Страшно и защищать царя-«святоубивца», но долг требует защищать Родину от иноземцев. На этом примере Пушкин художественными средствами показывает, что такое удар в точку сборки общества! Понятия Отечества и Царя, доселе неразделимые, теперь расходятся. Триада «Вера-Царь-Отечество» дает трещину и распадается.
Так начинается народная трагедия, точнее, одна из её ипостасей. И в том один из глубочайших смыслов пушкинского «Бориса Годунова».
Но того же самого – дискредитации и демонизации образа Государя добивались и известные силы в 1905 году, объявившие Николая II «кровавым», точно был он самым жестоким из всех известных на Руси властителей.
Как показывает опыт, эти клеветнические штампы оказываются необычайно живучими и пестуемыми. Оттого-то и до сих пор упоминание одного имени последнего русского царя вызывает в известных кругах лютую и озлобленную реакцию, весьма похожую на беснование, которую не вызывает даже упоминание имени Гитлера. Можно подумать, что последовавшие за Николаем II начальники русского государства были сплошь херувимы и серафимы.
О роли черного пиара в подготовке переворотов пишет в своей книге и Зыкин.
Еще один аспект описанной Пушкиным Смуты – иноземный идеологический патронаж, где роль кураторов исполняли отцы-иезуиты.
Тема иезуитов в «Борисе Годунове» звучит хоть и кратко, но отчётливо: пушкинский Самозванец уверяет своего «куратора», что не пройдёт и двух лет, как Русь обратится в католичество, перестанет быть самодержавной, т.е. независимой в международном плане, и перейдёт под власть римского папы. Это и есть главная задача, стоящего за спиной ляхов Ватикана. И Русь была отнюдь не единственным объектом его постоянной и неослабной экспансии.
При внимательном рассмотрении понятие «смутного времени» приобретает мировой масштаб. В конце XVI – начале XVII веков буквально по всем православным царствам прокатилась волна «цветных» переворотов, и двигателем этих революций стали католические ордена, в первую очередь иезуиты. Выглядело это в то время примерно так же, как если бы сейчас по всему миру внезапно и одномоментно начались террористические акты.
Смуты со свержением властей и гонениями на православную церковь охватили Русь, Эфиопию, Молдавию, Валахию, Трансильванию, Грецию, Александрию (Египет). К тому жеэто ещё и время Брест-Литовской унии, до сих пор имеющей свои кровавые последствия на Украине. Наконец, это время уничтожения православного царства в Закавказье – знаменитое нашествие шаха Аббаса I в Грузию в 1613 году, когда было убито до ста тысяч православных христиан. Свидетелями и зрителями этого стали... внезапно очутившиеся в ставке Аббаса католические монахи-августинцы. В их же присутствии происходили пытки царицы Кахетии Кетеван и её духовника, позже жестоко убитых. Так что мучил шах не просто христиан, а именно православных христиан, очевидцами чего стали посланцы католических орденов. К этим «еврохристианам» шах обнаруживал загадочную веротерпимость и выказывал им свое расположение.
Странная вырисовывается картина: ни с того ни с сего персидский шах разоряет собственную страну и собственный народ (Грузия была его провинцией). По его приказу убивают десятки тысяч христиан, заставляя отрекаться от веры, измываются над царицей, а на почётных местах зрителей сидят августинские монахи.
В этом же ряду стоит и «цветная революция» в Эфиопии. После проникновения иезуитов в Эфиопию император Сусныйос (1607-1632), возжелавший, по наущению своих кураторов создать абсолютную монархию под патронажем Римского папы, принимает католицизм. Это приводит к развязыванию религиозных войн, прекратившихся с воцарением императора Фасиледэса (1632-1667), который изгнал из страны иезуитов.
Дотянулся орден иезуитов и до Японии. Однако объединитель страны Тоётоми Хидэёси весьма нетолерантно обошелся с прозелитами ордена, жестоко казнив в 1597 году в Нагасаки 26 человек. Гонения на католиков, начавшиеся в Японии в 1587 году, предприняты в ответ на экспансию европейских государств: был принят закон об изгнании миссионеров, за которым последовали казни католиков. В том же году Тоётоми Хидэёси издал указ, требовавший от христианских миссионеров в течение 20 дней покинуть страну под угрозой смерти.
Размах событий Смутного времени впечатляет. Это всемирное действо имело и последствия глобальные. Всего, конечно, Пушкин мог и не знать, и, скорее всего, не знал, однако историческое чутьё и интуиция были у него феноменальные, и механизм «цветной революции» исследован им дотошно на всех возможных уровнях – от мистического и исторического до социального и личностного.
Семена, посеянные иезуитами в России, взошли 14 декабря 1825-го на Сенатской площади. Изгнаны из России иезуиты были лишь в 1820 году, но вернулись в 1991-м, добившись открытия в Москве Института философии, теологии и истории св. Фомы Аквинского (негосударственное образовательное учреждение высшего профессионального образования). В 2006 году сей вуз получил государственную лицензию Министерства образования и науки Российской Федерации.
Показательно, что фактор «недовольства своим материальным положением» упоминается в трагедии лишь вскользь, зато на передний план выступает «мистическая составляющая». Каким же образом побиваемый всякий раз в прах Самозванец въезжает на белом коне в Кремль?
Современник Пушкина - Токвиль - в своем классическом труде «Старый порядок и революция» показал, что Великая французская революция совершилась в момент заметного и неуклонного роста благосостояния французов и, следовательно, фактор недовольства своим материальным положением никак не мог был решающим.
История знает множество самых разнообразных революций и переворотов – от Реформации до отделения колоний от метрополии, от «славной английской революции», от Великой Французской революции до Февральской. И тут возникает вопрос: «Как же может быть главным источником такого многообразия революций и переворотов один социально-экономический фактор?» И уж совсем ставит в тупик марксистов-материалистов «революция достоинства» на Украине с ее перманентными беснованиями, оккультными практиками и культом смерти.
После майдана они приходят в замешательство: «Какими такими «сверх-технологиями» можно было, оказывается, довести до беснования публику?»
К сожалению, со своим мистическим взглядом на русскую историю Пушкин так и остался в одиночестве: нынешние историки предпочитают говорить о зримых «факторах», уподобляясь частенько булгаковскому Ивану Бездомному, полагавшему, что сам человек историей и правит.
К сожалению, не уделил этому внимания и Зыкин, убедительно показавший вместе с тем, что само по себе недовольство теми или иными порядками или государственными персонами не является основной причиной революций и переворотов.
Куда больше смысла в утверждении, что власть сама по себе является высшей целью и ценностью, ради завладения которой известные лица и силы готовы пойти ва-банк.
Так что все смуты и впрямь похожи одна на другую. Будем внимательнее читать Пушкина.
