Борец с революцией, рассылавший карательные экспедиции, не был сторонником самодержавия
К числу опороченных и забытых в советский период государственных и политических деятелей императорской России относится Петр Николаевич Дурново. Его вспомнили в связи со столетием начала Первой мировой, о неблагоприятных последствиях которой для России он предупреждал Николая II в знаменитой аналитической записке. Однако Дурново вызывает интерес не только как пророк.
С самого детства он показывал блестящие результаты в учебе. Родство с известным флотоводцем адмиралом Лазаревым определило дальнейшую судьбу. На «отлично» сдав вступительные экзамены в Морской кадетский корпус, Дурново был принят сразу во второй класс. Соседу по парте – будущему художнику Верещагину запомнился выдающимися способностями.
В 1860 году мичман Дурново, получивший морскую практику и блестящие характеристики, с отличием оканчивает корпус и направляется в 19-й флотский экипаж. За 10 лет службы участвует в дальних походах к берегам Китая и Японии, обеих Америк. В честь молодого офицера назван остров в Японском море, сохранивший, как ни странно, это имя. Выступая много позже в Госсовете, убеленный сединами Петр Николаевич вспоминал: «Лучшие годы моей жизни прошли на палубе военного корабля в дальних плаваниях почти по всем морям земного шара…»
«Порядки при нем были образцовые»
Но в молодости перспективному и амбициозному офицеру флота стало казаться, что на море карьеру не сделать. В 1870 году лейтенант Дурново, сдав экзамены в Военно-юридическую академию, перешел на более перспективную и высокооплачиваемую должность помощника прокурора Кронштадтского гарнизона. На поприще юриспруденции он выслужил чин коллежского советника (равного флотскому капитану 1-го ранга) и достиг кресла товарища прокурора Киевской судебной палаты. В те же годы близко ознакомился с нуждами простого народа.
Через десять лет Дурново снова совершает резкий поворот в карьере, переведясь из судебного ведомства в МВД. Разносторонней, широкой и самостоятельной личности было в прямом и переносном смысле тесно среди судейских. В Министерстве внутренних дел было где развернуться. Путь от управляющего судебным (следственным) отделом до директора Департамента полиции Дурново прошел за три года.
При нем достигнуты наибольшие успехи в борьбе с крамолой. Были арестованы революционеры, затевавшие теракт против государя. Выявлены и разгромлены несколько подпольных типографий. Активизирована оперативная и агентурная работа. При этом полицейские обходились без кровопускания, закон и честь блюли. Есть свидетельство матери, чей сын издавал нелегальную литературу и попал в руки полиции: «Порядки в этом учреждении в период его управления П. Н. Дурново в качестве директора были образцовые… Петр Николаевич был таким же врагом ненужной жестокости, хитрости и двоедушия, каким он был врагом политических авантюристов».
Любил, но злоупотребил
Деятельность успешного и энергичного директора Департамента полиции была замечена наверху и оценена по достоинству. В 1888 году его произвели в тайные советники (чин, соответствующий генеральскому), через два года удостоили монаршей благодарности. Авторитет Дурново в полиции, министерстве был непререкаем и распространялся даже на многих губернаторов, которые перед ним трепетали. Блестящей карьере помешала скандальная история, в центре которой он неожиданно оказался. Виной всему – страсть к женщинам. Причиной громкого падения безупречного, казалось бы, директора полицейского департамента оказалась дама, крутившая одновременно роман и с бразильским дипломатом. Узнав об этом, Дурново, злоупотреб-ляя служебным положением, поручил своим людям вскрыть личную переписку бразильца, о чем стало известно государю. Реакция была предсказуема: Александр III, не терпевший нравственной грязи, повелел в 24 часа уволить зарвавшегося обер-полицмейстера. Впрочем, тому скоро нашлось место в Сенате, где пригодились его опыт и острый ум.
Через семь лет скандал забылся и организаторские способности Дурново вновь оказались востребованными в МВД, куда он был приглашен отлично знавшим его новым министром – Д. С. Сипягиным на должность своего товарища (заместителя). Возвращенный в полицейское ведомство, Дурново с головой ушел в любимую работу: его не пугало обилие обязанностей, а энергии хватало руководить сразу несколькими направлениями. Он курировал работу Департамента общих дел, был заведующим центральным статистическим комитетом МВД, фактически руководил Главным управлением почт и телеграфов, а в отсутствие министра исполнял его обязанности. После убийства своего шефа террористами вернулся в кресло главы Департамента полиции и быстро нашел преступников.
С началом революционных волнений 1905 года Дурново становится министром внутренних дел. При почти поголовной растерянности, поразившей власть, он был едва ли не единственной приемлемой кандидатурой, способной принять действенные меры, мобилизовав в нужном направлении полицейских и жандармов.
Беспорядки действовали на него возбуждающе, он нисколько не был этим удручен, как-то сразу воспрянул духом и принялся работать, как умел, – с утра до ночи. Было ощущение, что он совершенно точно знал, как нужно действовать в подобной обстановке, хотя никаких инструкций и планов на этот счет ни в министерстве, ни в правительстве не было. Дурново удалось прекратить забастовку столичных телефонистов, арестовать самозваных «депутатов Петербургского совета рабочих». Министр увольнял нерешительных губернаторов, вводил там, где нужно, особое положение, расширил полномочия полиции и местной администрации. Он рассылал карательные экспедиции, требовал немедленного введения военно-полевых судов и твердо выступал против ослабления монаршей власти, хотя сам не был сторонником абсолютизма.
О своих взглядах позже говорил так: «Меня все считают за заядлого монархиста, реакционного защитника самодержавия, неисправимого мракобеса… и не предполагают, что я, может быть, по своим взглядам являюсь самым убежденным республиканцем». Но в Российской империи, уточнял Дурново, «техника управления и цельность требуют наличия исторически сложившегося царского стяга. Не станет его – распадется Россия».
«Всю ответственность беру на себя!»
В одной из телеграмм губернаторам Дурново писал: «Примите самые решительные меры борьбы с революцией, не останавливайтесь ни перед чем. Всю ответственность я беру на себя!». Командира Семеновского полка Г. Мина инструктировал перед отправкой в Москву, где беспорядки вылились в кровавые погромы: «Нужна только решительность. Не допускайте, чтобы на улице собирались группы даже в три – пять человек. Если отказываются разойтись – немедленно стреляйте! Не останавливайтесь перед применением артиллерии… уничтожайте огнем баррикады, дома, фабрики, занятые революционерами…» Эти инструкции, больше похожие на приказы, на военного человека действовали нужным образом, во многом именно благодаря им семеновцам удалось малой кровью остановить революционный мятеж в Москве в кратчайшие сроки. Погибли 399 человек, включая солдат и полицейских. В столице империи, где ситуацию удалось взять под контроль раньше, потери были меньше.
Исчерпывающая оценка деятельности министра – в мемуарах одного из губернаторов: «Если в начале 1906 года не случилось того, что произошло в начале 1917-го, то этим мы во многом обязаны энергии, мужеству и распорядительности Петра Николаевича Дурново».
Секрет его решимости помимо природных волевых качеств крылся в том, что в отличие от других сановников он абсолютно не боялся общественного мнения и равнодушно относился к нападкам прессы в свой адрес. В частном разговоре, попавшем в анналы, признавался: «Все власть имущие… боятся – вдруг лишат их облика просвещенных государственных деятелей, а мне же… терять нечего; вот я эту фигуру революции и ударил прямо в рожу и другим приказал: бей на мою голову».
Когда революционный террор был успешно задушен, его творцы, оставшиеся на свободе, приговорили Дурново к смерти. На его жизнь покушались, но министр всегда был начеку. А вот на посту удержаться не удалось. Николай II относился к Дурново с большим уважением, но вынужден был уступить напору интригующих. Для верного слуги государя решение об отставке было большим ударом, но царь, как мог, подсластил пилюлю: Дурново получил 200 тысяч рублей отступных, за ним пожизненно были сохранены министерское жалованье, сенаторский пост и членство в Госсовете.
До конца дней он оставался сторонником решительных действий, не терпел болтовни, бюрократии, волокиты. В последнем выступлении в Госсовете, посвященном неудачам на фронтах, оставался верным себе: «Мы, как всегда, очень плохо подготовились к войне… по прежнему порядку и по исконной привычке среди громадных ворохов бумаг все время искали и не могли отыскать Россию… Корень зла в том, что мы боимся приказывать… Вместо того чтобы распоряжаться, писались циркуляры, издавались бесчисленные законы… Между тем… в России еще можно и должно приказывать и русский государь может повелеть все, что его высшему разумению полезно и необходимо для его народа, и никто… не дерзнет его ослушаться… Нужно бросить перья и чернила. Молодых чиновников полезно послать на войну, молодых начальников – учить приказывать и повиноваться и забыть страх перед разными фетишами, перед которыми мы так часто раскланиваемся…»
Дурново умер в сентябре 1915-го от паралича сердца, которое до последних минут болело за Россию.
