Теперь не верится, а я ведь целых шесть лет боялась летать – до маразма. Истинная леди, конечно, не позволяет себе впадать в маразм публично, поэтому я держала покер-фейс, а в душе валялась в обмороке. И, разумеется, сердечно презирала себя за это.
Началось все с того, что до 32 лет я почти не пользовалась воздушным транспортом, если не считать пары-тройки полетов до Адлера в советском детстве.
Потом навалилась перестройка, девяностые, трудовые будни – так до 2005 года в отпуск и не ходила. Некогда было. Молодой специалист – дело житейское.
И вот в 2005 году моя близкая подруга сказала: «Ты уже всех достала со своей работой. Выбирай: работа или дружба». И она купила нам путевку в Шарм-эль-Шейх. В октябре улетели, в начале ноября прилетели. Сегодня я вспоминаю начало той поездки по часам.
В самолет меня и так-то ноги не очень несли, но когда я увидела этот шедевр архаической науки и техники, во мне вообще все подкосилось. Над трапом возвышалось восхитительно ржавое корыто, которое не помогла скрыть ни свежая лакировка, ни кокетливые розочки на боку. У входа в салон нас встречала бортпроводница. Ее лицо и шея были щедро усыпаны большими, красивыми бородавками. Абстрагируясь от бородавок, я умоляюще заглянула ей в глаза, но не нашла в них никакого сочувствия. «Почему он такой маленький и старенький?» - спросила я в пустоту. «Это «Боинг-737», - поправила подруга, бывалая путешественница.
В салоне пахло плацкартным вагоном и выглядело так же.
Взлет показался вечностью, я сделала добрый глоток из поллитры виски, припрятанной на случай дополнительных потрясений (другим транквилизаторам я никогда не доверяла).
Потом мы взлетели. … И почти сразу объявили турбулентность, которая продлилась всю дорогу – даже обедали мы пристегнутые.
А в последние два часа на улице началась гроза. Сама по себе гроза прекрасна. Но на высоте 10 тысяч метров она мне не понравилась.
Наш ковчежец колотился и скрипел на все лады, в нем, скрипя зубами, тряслась я, у меня в сумке – лекарство, стюардессы попрятались, заперев туалет, невозмутимая подруга задремала: «Если упадем, то быстро, не с…ы».
В окошко смотреть было еще скучней: там метались клочья облаков, полыхали молнии и дрожало ржавое крылышко, как аллегория человеческого ничтожества в пучине хаоса.
Никогда после мне не приходилось летать в таких живописных условиях.
Как я ступила на прекрасную землю пророков и пустынников – не помню. Подруга свидетельствует: я не ступила, а вывалилась плашмя. Мы как-то преодолели паспортный контроль и путь до отеля. Моей верной спутнице пришлось употребить весь свой артистический дар на то, чтобы показать гостеприимным арабам: для русских туристов – обычное дело прибывать на отдых с двумя чемоданами в багаже и мертвецки пьяной теткой в ручной клади.
После этого случая аэрофобия грызла меня шесть лет. Хотя путешествий хватало: Крым, Сочи, Париж, Ницца. Чудесные командировки были отравлены ужасом на взлете и посадке, а между ними – чудовищным осознанием, что у тебя под ногами десять километров свежего воздуха. Вся психотерапия в моем случае шла коту под хвост. Ни психоанализ, ни «телеска», ни даже народная артистка России Вера Алентова, с которой мы однажды вместе летели на фестиваль – ничто не могло меня утешить.
Ровно до тех пор, как славным летом 2011-го мне довелось пять раз слетать туда-обратно. С точки зрения психологии произошло ожидаемое: организм устал трястись. Человек не может долго жить в стрессе, а я в нем прожила все лето. И осенью исцелилась.
В сентябре я возвращалась из Ниццы.
Перед вылетом уже налила себе привычный стакан – и вдруг внутренний голос молвил: «А тебе не надоело?» И сам себе ответил: «Чертовски надоело!»
Я спешно присоединилась к переговорам – врубила рацио: «Ты же храбрая женщина!»
В самом деле, однажды я поколотила мастино неаполитано, который напал на мою собаку. Этот мастино вцепился моему в горло, я пыталась разжать пасть, а потом стала бить кулаком в нос – пока тот не отстал от удивления. Другой раз погналась за бандитом, который избил на улице человека. Интересно, что бы я сделала, если б догнала?
Вот такая смелая – до идиотизма. Но куда худший идиотизм – бояться самолета, который никого не бьет, не кусает, а тихонько жужжит себе из пункта А в пункт Б под руководством умных людей. В салоне – добрые стюардессы приносят еду...
В общем, теперь я боюсь суда Божьего, а больше ничего.
…У меня есть приятельница Кристина Румянцева. Несколько лет назад она работала у нас редактором на телеканале «КП», а теперь – бортпроводницей. Она красивая и веселая, я рада за авиацию, что у них там есть Кристина. Сегодня она мне рассказала: в небе над Египтом погибли родственники ее коллег. «Я все время думаю… они падали три минуты и осознавали, как умирают...», - добавила Кристя.
- Дорогая, а ты не будешь теперь бояться летать? – спросила я.
- Нет. Просто философски отношусь ко всему. Я ведь сама когда-то не села в самолет, который должен был разбиться... В смысле, который разбился… Мне было пять лет. Мы отдыхали в Минводах – с мамой и ее группой в детском лагере, она у меня воспитатель. Малыши младше меня. И вот день отлета, а я – потерялась. Все бегают, ищут, а я пошла собирать подарки – и пропала. Был мой день рожденья, 27 августа, нельзя же ничего забыть! В общем, пока меня искали, опоздали на рейс. Пришлось брать другие билеты. Представляешь, пока меня костерили всем лагерем, папа сидел в аэропорту Иваново, ждал нас – и поседел… Мобильных-то не было! Зато потом все меня благодарили. Подарок сделали – счастливые уцелевшие. Посмотри в «Википедии» - это 1992 год. Самолет ту-134А, Минеральные воды – Донецк – Иваново. Разбился на Лебяжьем лугу… На все судьба, Даш.
Да и правда: в конце концов каждый из нас в какой-то момент упадет – быстро, не сс…те.
