Слушать легкую музыку, носить модную одежду, путешествовать, встречаться с тем, кем хочешь ты, а не твои родители или твой профсоюз. Не заморачиваться (работой, семьей и т. д.). Жить для себя и в свое удовольствие. Иметь не только легкую жизнь, но и легкую смерть - в результате эвтаназии (если припрет), а не согласно традиции, по которой надо "отмучиться". Кто бы что ни говорил, все хотят жить и умирать именно так. Не только на растленном Западе, но и на традиционалистском Юге и на своеобычном Востоке. Просто некоторые по отсталости этого еще не знают. И чем сильнее запрещают эти бездуховные ценности те, кто имеют к ним доступ, тем более они привлекательны для всех остальных - особенно там, где действуют жесткие до скрипа национальные скрепы.
Молодая героиня иранского фильма с чересчур очевидным названием «Рай» (Paradise) дебютанта Сины Атайяна Дены задолбалась носить хиджаб. Под ним она имеет бритую голову, хипстерские очки и, вероятно, протестные настроения. При этом, будучи училкой в школе для девочек, сама является винтиком репрессивной системы и в качестве таковой злобно наказывает малолетних учениц за накрашенные лаком ногти. Себя она, понятно, ни в чем не винит. Исключительно общество, согласно предписаниям которого в отдельных селениях женщинам нужно прятать под хиджабом один глаз — ведь одного глаза вполне достаточно, чтоб не свалиться в канаву. Или играть на территории школы в футбол нельзя, а зарезать овцу - запросто.
Кадр из картины "Рай". Фото: кадр из фильма«Рай» продюсировал младший брат режиссера Джафара Панахи, поэтому неудивительно, что по многим пунктам картина перекликается с «Кругом», «Офф-сайдом» и другими лентами классика, хотя, разумеется, сильно до них не дотягивает. Похвально однако, что незавидная судьба Панахи, которому власти Ирана запретили снимать кино и держат под домашним арестом, никак не напугала его младших коллег. Важно и то, что новое поколение вместе с предыдущими продолжают яростно бить в одну точку, хотя логика и мотивация обращения к теме женского бесправия у «поколения хипстеров» наверняка иные, чем у «поколения хиппи».
У персонажа другого конкурсного фильма (из страны-антагониста Ирана, США, где никому не надо доказывать право на индивидуализм и индивидуальность, - вот и имя героя вынесено в название - "Джеймс Уайт") как будто бы и близко нет тех проблем, что выводят из себя молодую иранку. Его свобода безбрежна. Американскому хипстеру хочется проводить время с друзьями, закидываться кислотой, плясать в клубах и клеить девок - и все это он с радостью делает, пока к нему в дверь ни постучит простая общечеловеческая реальность. И придется сначала хоронить отца, а потом становиться сиделкой у матери, больной раком. В фильме есть точный и психологически очень верный финал: мучительная и долгожданная уже смерть матери вызывает у Джеймса облегчение и почти радость — ведь можно снова вернуться к легкой, приятной, нормальной (в кавычках или без) жизни. Подобные чувства вызывает и завершение совсем неплохого, особенно для дебюта, фильма Джоша Монда. Опыт проживания ухода близкого человека переворачивает персонажа, но, боюсь, что не зрителя. Тема смертельных болезней, одна из главных в сегодняшнем арт-кино, во многом превращена в штамп. Невозможно в каждом втором «авторском» фильме наблюдать агонию. Причем «авторы» не смотрят фильмов друг друга и наивно полагают, что снятое ими небывало личностное и драматическое полотно нанесет зрителю такой эмоциональный удар, от которого он уже не сможет оправиться. Сможет, и припомнит еще «Его брата» Патриса Шеро.
Кадр из картины "Джеймс Уайт". Фото: кадр из фильмаРаздвинуть рамки медицинской драмы попытался молодой швейцарский режиссер № 1 Лионель Байер, упаковав ее в неожиданный в этом контексте формат «новогодней сказки». Но вещь под самокритичным названием «Тщеславие» (Vanité) не смогла потрясти публику ни человеческим содержанием, ни прилежным формализмом. Образцом тщеславия оказывается немолодой мужчина, отказывающийся оперировать рак и предпочитающий свести счеты с жизнью при помощи немолодой же женщины, сотрудницы агентства по эвтаназии (муза Альмодовара Кармен Маура, увы, ничего не может сделать на пустом месте). Но та вместе со случайно подвернувшимся мальчиком по вызову (русским - по имени, представьте себе, Константин Гаврилович Треплев) заставляют его вернуться к жизни. В этом фильме Байер, казавшийся ранее более оригинальным режиссером, оборачивается Озоном местного масштаба — только без той шаловливой парадоксальности, извращенного юмора и отточенного формализма, который мы ценим у французского автора.
